28 июля 2010  16:33
Давно хотел запостить этот текст. Во первых он хорош сам по
себе. Во вторых Марк Твен один из моих любимых писателей. В третьих, он
американец, а как-то исторически сложилось, что на сегодняшний день
сторителлинг в америке развит больше чем у нас.
Текст взят с либ.ру отсюда желаю приятного чтения.
Юмористический рассказ как чисто американский жанр.
Его отличия от комического рассказа и анекдота
———————————————————————
Марк Твен. Собр. соч. в 8 томах. Том 1. – М.: Правда, 1980
Перевод Б.Носика
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 9 апреля 2003 года
———————————————————————
Я не утверждаю, что умею рассказывать так, как нужно. Я только
утверждаю, что знаю, как нужно рассказывать, потому что в течение многих лет
мне почти ежедневно приходилось бывать в обществе самых умелых рассказчиков.
Рассказы бывают различных видов, но из них только один по-настоящему
труден – юмористический рассказ. О нем главным образом я и буду говорить.
Юмористический рассказ – это жанр американский, так же как комический
рассказ – английский, а анекдот – французский. Эффект, производимый
юмористическим рассказом, зависит от того, как он рассказывается, тогда как
воздействие комического рассказа и анекдота зависит от того, что в нем
рассказано.
Юмористический рассказ может тянуться очень долго и блуждать вокруг да
около, пока это ему не прискучит, и в конце концов так и не прийти ни к чему
определенному; комический рассказ и анекдот должны быть короткими и
кончаться «солью», «изюминкой». Юмористический рассказ мягко журчит и журчит
себе, тогда как другие два должны быть подобны взрыву.
Юмористический рассказ – это в полном смысле слова произведение
искусства, искусства высокого и тонкого, и только настоящий артист может за
него браться, тогда как для того, чтобы рассказать комическую историю или
анекдот, вообще никакого искусства не нужно, – всякий может это сделать.
Искусство юмористического рассказа, – заметьте, я имею в виду рассказ
устный, а не печатный, – родилось в Америке, здесь оно и осталось.
Юмористический рассказ требует полной серьезности; рассказчик старается
и вида не подать, будто у него есть хоть малейшее подозрение, что рассказ
смешной; с другой стороны, человек, рассказывающий комический рассказ,
заранее говорит вам, что смешнее этой истории он в жизни ничего не слыхал, и
он рассказывает ее с огромным наслаждением, а закончив, первый разражается
смехом. Иногда, если рассказ ему удается, он так радуется и так ликует, что
снова и снова повторяет «соль» рассказа и заглядывает в лица слушателям,
пожиная аплодисменты, и потом снова повторяет все сначала. Зрелище довольно
жалкое.
Очень часто, конечно, нестройный и беспорядочный юмористический рассказ
тоже кончается «солью», «изюминкой», «гвоздем» или как там угодно вам будет
это назвать. И тогда слушатель должен быть начеку, потому что рассказчик
здесь всячески старается отвлечь его внимание от этой «соли» и роняет
главную фразу так это невзначай, безразлично, делая вид, будто он и не
знает, что в ней вся соль.
Артимес Уорд часто использовал этот прием, и когда шутка вдруг доходила
до зазевавшейся аудитории, он с простодушным удивлением оглядывал
слушателей, как будто не понимая, что они там нашли смешного. Дэн Сэтчел
пользовался этим приемом еще раньше Уорда, а Най, Райли{379} и другие
пользуются им и по сей день.
Зато уж рассказывающий комический рассказ не скомкает эффектную фразу,
он всякий раз выкрикивает ее вам прямо в лицо. А если рассказ его печатается
в Англии, Франции, Германии или Италии, он выделяет эту фразу особым шрифтом
и ставит после нее кричащие восклицательные знаки, а иногда еще и объясняет
суть дела в скобках. Все это производит довольно гнетущее впечатление,
хочется покончить с юмористикой и вести пристойную жизнь.
Давайте рассмотрим метод комического рассказа на примере одной истории,
которая пользовалась популярностью во всем мире в последние 1200-1500 лет.
Она была рассказана так:
РАНЕНЫЙ СОЛДАТ
В ходе некоей битвы солдат, чья нога была оторвана ядром, воззвал к
другому солдату, поспешавшему мимо, и, сообщив ему о понесенной утрате,
просил доставить его в тыл, на что доблестный и великодушный сын Марса,
взвалив несчастного себе на плечи, приступил к исполнению его желания. Пули
и ядра проносились над ними, и одно из последних внезапно оторвало раненому
голову, что, однако, ускользнуло от внимания его спасителя. А вскоре
последнего окликнул офицер, который спросил:
- Куда ты направляешься с этим туловом?
- В тыл, сэр, он потерял ногу.
- Ногу, неужто? – ответствовал изумленный офицер. – Ты хотел сказать
голову, болван!
Тем временем солдат, освободивши себя от ноши, стоял, глядя на нее, в
совершенном замешательстве. Наконец он произнес:
- Так точно, сэр! Так оно и есть, как вы сказали. – И, помолчав,
добавил: – Но он-то сказал мне, что это нога!!!
Здесь рассказчик разражается взрывами громового лошадиного ржания,
следующими друг за другом с короткими перерывами, и сквозь всхлипывания, и
выкрики, и кашель повторяет время от времени коронную фразу анекдота.
Этот комический рассказ можно рассказать за полторы минуты, а можно бы
и вообще не рассказывать. В форме же юмористического рассказа он занимает
десять минут, и так, как его рассказывал Джеймс Уитком Райли, это была одна
из самых смешных историй, которые мне когда-либо приходилось слышать.
Он рассказывает ее от лица старого туповатого фермера, который только
что услышал ее впервые, – она показалась ему безумно смешной, и теперь он
пытается пересказать ее соседу. Но он не может вспомнить ее целиком, у него
все уже перепуталось в голове, и вот он беспомощно блуждает вокруг да около
и вставляет нудные подробности, которые не имеют никакого отношения к
повествованию и только замедляют его; он добросовестно освобождает рассказ
от этих подробностей и вставляет новые, столь же излишние; делает время от
времени всякие мелкие ошибки и останавливается, чтобы исправить ошибку и
объяснить, как получилось, что он ошибся; и вспоминает мелочи, которые он
забыл привести в нужном месте, и теперь возвращается назад, чтобы вставить
эти детали в рассказ; и прерывает повествование на довольно значительное
время, чтобы припомнить, как звали солдата, который был ранен, а потом
вспоминает, что имя его и не упоминалось вовсе, и тогда спокойно замечает,
что имя, впрочем, и не имеет значения, – вообще-то, конечно, лучше было бы
знать и его имя тоже, но в конце концов это не существенно и не так важно, -
и так далее и тому подобное.
Рассказчик простодушен и весел, и страшно доволен собой, и все время
вынужден останавливаться, чтобы удержаться от смеха; и ему это удается, но
тело его сотрясается, как желе, от едва сдерживаемых всхлипываний, – и к
концу этих десяти минут зрители изнемогают от смеха, и слезы текут у них по
щекам.
Рассказчик в совершенстве передал простодушие, наивность, искренность и
естественность старого фермера, – и в результате мы присутствуем на
представлении изысканном и чарующем. Это искусство, искусство тонкое и
прекрасное, и только художник может им овладеть, тогда как другие виды
рассказов могла бы исполнять и машина.
Нанизывание несуразиц и нелепостей в беспорядке и зачастую без всякого
смысла и цели, простодушное неведение того, что это бессмыслица, – на этом,
сколько я могу судить, основано американское искусство рассказа. Другая его
черта – это то, что рассказчик смазывает концовку, содержащую «соль»
рассказа. Третья – то, что он роняет выношенную им остроумную реплику как бы
ненароком, не замечая этого, будто думая вслух. Четвертое – это пауза.
Артимес Уорд особенно широко использовал третий и четвертый приемы. Он
с большим воодушевлением начинал рассказывать какую-нибудь историю, делая
вид, что она ему кажется страшно интересной; потом говорил уже менее
уверенно; потом наступало рассеянное молчание, после которого он, как будто
рассуждая сам с собой, ронял фразу, не имеющую ничего общего с тем, о чем он
говорил раньше. Вот она-то и была рассчитана на то, чтобы произвести взрыв,
- и производила.
Например, он начинал, захлебываясь, возбужденно рассказывать:
- Вот знал я одного типа в Новой Зеландии, у которого во рту ни единого
зуба не было…
Здесь возбуждение его угасает, наступает молчание; после задумчивой
паузы он вяло произносит, как будто про себя:
- И все же никто лучше его не играл на барабане…
Пауза – это прием исключительной важности для любого рассказа, и к тому
же прием, употребляющийся в рассказе неоднократно. Это вещь тонкая,
деликатная, и в то же время вещь скользкая, предательская, потому что пауза
должна быть нужной продолжительности, не длиннее и не короче, – иначе вы не
достигнете цели и только наживете неприятности. Если сделать паузу слишком
длинной, то вы упустите момент, слушатели успеют смекнуть, что их хотят
поразить чем-то неожиданным, – уж тогда вам, конечно, не удастся их
поразить.
Мне приходилось рассказывать с эстрады страшную негритянскую историю, в
которой прямо перед коронной фразой была пауза. Так вот эта пауза и была
самым важным местом во всем рассказе. Если мне удавалось точно рассчитать ее
продолжительность, то я мог выкрикнуть концовку достаточно эффектно, для
того чтобы какая-либо впечатлительная девица из публики издала легкий вскрик
и вскочила с места, – а этого я и добивался. История эта называлась «Золотая
рука», и рассказывали ее следующим образом. Можете и сами попрактиковаться,
но следите, чтоб пауза была должной длины.
ЗОЛОТАЯ РУКА
Жил да был, это значит, в самых прериях один старый злыдень, и жил он
один, совсем один, только что вот жена. Ну, а погодя немного и жена померла
у него, и он понес ее, понес далеко в прерии и там закопал. А у нее, значит,
одна рука была золотая – ну чистое золото, от самого плеча. А он был страх
какой жадный, до того, это значит, жадный, что целую ночь после этого не мог
уснуть, так ему хотелось эту руку себе взять.
И вот в полночь чувствует: ну нет просто больше его мочи, и тогда он
встал, встал, это значит, взял свой фонарь и пошел, а на дворе метель была,
метель… пошел и выкопал ее из могилы и забрал ее золотую руку. А после так
вот нагнул голову – против ветра – и побрел, побрел, побрел через снег. И
вдруг как остановится (здесь нужно замолчать с испуганным видом и начать
прислушиваться), а после и говорит:
- Господи боже милостивый, что же это такое?
Слушал он, слушал, а ветер все жужжит (здесь стисните зубы и подражайте
жалобному завыванию ветра) – вжжжжж-ж-ж, вз-з-зз; а потом с того, значит,
боку, где могила, – голос, даже не голос, а будто ветер вперемежку с
голосом, толком не поймешь даже, что к чему:
- Вж-ж-ж-жжж! К-т-о в-з-з-з-ял м-о-ю-у-у з-з-з-о-л-от-у-ю р-у-у-у-ку?
Вжж-дзз! К-т-о-о в-з-зя-л м-о-ю-у-у з-з-о-л-о-т-у-ю р-у-к-у-у?
(Здесь вы начинаете дрожать всем телом.)
Он задрожал и затрясся и говорит:
- О господи!
Тут ветер задул его фонарь, а снег, значит, в лицо ему налепился так,
что прямо дышать нельзя, и он заковылял, по колено в снегу, к дому, чуть
жив; а после снова, значит, услышал голос и (пауза)… теперь этот, значит,
голос прямо за ним идет!
- Вжж-жжж-ззз! К-т-о-о в-з-з-я-л м-о-ю-у-у з-з-з-о-л-о-т-у-у-ю
р-у-у-к-у-у?
А когда, значит, дошел он до выгона, то опять слышит голос – еще ближе,
все ближе и ближе, а кругом и буря, и тьма кромешная, и ветер. (Повторите
завывание ветра и голос.) Добрался он это до дому – и скорее наверх; хлоп в
постель – и накрылся одеялом с головой, и лежит, значит, дрожит весь и
трясется – и потом слышит: оно тут, в темноте, – все ближе и ближе. А потом
слышит (здесь вы замолкаете и прислушиваетесь с испуганным видом)…
топ-топ-топ – поднимается по лестнице! А потом замок – щелк! И тут уж он
понял, что оно в комнате!
А потом он почуял, что оно у его кровати стоит. (Пауза.) А после
почуял, что оно над ним наклоняется, наклоняется… у него аж дух занялся от
страха! А потом… потом что-то х-о-л-л-о-о-д-н-о-е, прямо около лица!
(Пауза.)
А после, значит, голос прямо ему в ухо:
- К-т-о в-з-я-л м-о-ю… з-о-л-о-т-у-ю… р-у-к-у?
Вы должны провыть эту фразу особенно жалобно и укоризненно, после чего
нужно немигающим тяжелым взглядом остановиться на лице какого-нибудь
наиболее захваченного рассказом слушателя – лучше всего слушательницы – и
подождать, чтобы эта устрашающая пауза переросла в глубокое молчание. И вот
когда пауза достигнет должной продолжительности, нужно неожиданно выкрикнуть
прямо в лицо этой девице:
- Ты взяла!
И тогда, если пауза выдержана правильно, девица издаст легкий визг и
вскочит с места сама не своя. Но паузу нужно выдержать очень точно. Вот
попробуйте – и вы убедитесь, что это самое хлопотное, тяжкое и неблагодарное
дело, каким вам приходилось заниматься.
ПРИМЕЧАНИЯ
Об искусстве рассказа (How to tell a Story), 1895.
Стр. 379. Най Эдгар Уилсон (1850-1896) – американский юморист; Райли
Джеймс Уитком (1849-1916) – американский поэт. В 1888 году, когда Най и
Райли совместно выступали в концерте в Бостоне, Твен представил их публике
как «сиамских близнецов».
А.Николюкин
|