«Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется…»
(Мысль стара как мир, а вот слова Ф. Тютчева)
Позвонил из Питера Анатолий Иваныч - мой старый одноногий преподаватель истории кино.
Вскользь
спросил – как там столица поживает? Но я подозреваю, что это только для
отвода глаз. Главным поводом его звонка было похвастаться тем, как
недавно на мусорке им был найден испачканный масляной краской котенок
и теперь у старика дома живут дворняжка и кошак с выкрашенным боком.
Поговорили об институтских делах и, разумеется, выяснили, что наша группа была самая лучшая. Сейчас таких не делают…
Я расспросил о своих преподах.
Как, оказывается, быстро умирают люди, если не вспоминать о них лет пятнадцать…
А чего – спрашиваю, как там наш зав кафедрой, тоже постарел?
Дед:
- А ты не знаешь? Он сто лет назад как умер. Все-таки не дали ему корейцы спокойно жить…
Я спросил:
- В смысле корейцы? Какие корейцы?
Дед покряхтел, помолчал (я даже «алекать» начал), а потом и говорит:
- Ну, раз ты уже три пятилетки, как не студент, да и герои этой истории возражать не станут, то слушай, расскажу…
Я повесил трубку и перезвонил сам, чтобы не вводить старика в
разорение, и не зря – история затянулась далеко за полночь, но я
попытаюсь покороче, оставив за скобками крокодиловые слезы главного
героя и его бесплодные попытки залить водкой свою нечаянную вину…
В начале перестройки, когда я еще служил в Советской Армии и не думал
ни о каком институте, мой будущий зав кафедрой сидел в своем большом
кабинете и внимательно выслушивал доклад дежурного стукача –
лаборанта. Тот рассказал, что группа тихонь - первокурсников из Северной
Кореи, была замечена за занятием мелкой спекуляцией, а именно продажей
соседу по общаге фотоаппарата «Зенит» по завышенной на два рубля
цене.
…Этих студентов я уже не застал, но похожих ребят
прекрасно помню. Все в одинаковых синих костюмах и у каждого значок
Ким Ир Сена. По-русски они кое-как говорили, но пустых разговоров
старались не поддерживать. Контакты вне своего клана их тяготили и
напрягали, если только - это не беседа с преподавателем.
Первое,
что бросалось в глаза – это то, что они никогда не смеялись, даже не
улыбались. Что бы смешное не происходило вокруг них, не улыбались…
В
такие моменты, мы чувствовали себя с ними, как чувствуют себя
жизнерадостные пациенты дурдома со своими напряженными санитарами.
Зав кафедрой не долго думая вызвал к себе всю Северо-Корейскую группу первокурсников и затеял проработку.
Дело конечно копеечное, но поступил сигнал – нужно реагировать.
Вначале пристыдил немного, рассказал, что Советский Союз распахнул
Северо-Корейским студентам свои братские объятья, чтобы они выучились
на кинорежиссеров и по возвращении на родину смогли бы запечатлеть
историю достижений своей великой страны.
- А Вы!!!
Корейцы слушали, понурив головы, возразить им было нечего.
В конце проработки Зав кафедрой немного успокоился и сказал:
-
На первый раз обойдемся письмом на родину, пусть Вас на каникулах
пропесочат как следует, но смотрите, если такая ситуация еще раз
повторится, будем отчислять к чертовой бабушке.
Корейцы живо закивали, сказали спасибо, спасибо, спасибо, и, пятясь задом, покинули кабинет.
После летних каникул из Пхеньяна прибыла свежая группа
студентов-первокурсников. По-русски они почти не говорили, но очень
старались научиться.
Зав кафедрой сразу попал в больницу с
микро-инсультом, а когда вышел, то не отходил от корейцев ни на шаг. Им и
лучшая кинопленка и фотолаборатория в любое время, даже ночами с ними
лично сидел, занимался, фотки помогал печатать, но видно легче ему не
стало, сделанного не воротишь…
Эта новая Северо-Корейская группа привезла с собой красивую официальную бумагу, больше похожую на почетную грамоту.
Бумага в смешных русских оборотах благодарила администрацию нашего
института за своевременный сигнал об антинародном поведении не
оправдавших доверие корейских студентов, выражала надежду, что новые
посланцы окажутся гораздо лучше прежних и сообщала, что все виновные, в
количестве двенадцати человек – расстреляны…
Не прошло и семи лет, как нашего молодого и цветущего зав кафедрой убила его больная совесть…