02:31 Петр 1 | |
Князь Федор Юрьевич Ромодановский, известный как Князь-Кесарь, заведовал Преображенским приказом. При своей страшной жестокости, изумлявшей самого Петра, этот человек был набожен и особенно почитал святого Николая Угодника. Раз, накануне Николина дня, один колодник, содержавшийся в приказе за убийство, объявил, что хочет сообщить князю нечто очень важное. Ромодановский велел привести арестанта к себе. Тот бросился князю в ноги и стал просить, чтобы его отпустили в деревню к родным – провести с ними в последний раз праздник и проститься, так как, вероятно, его скоро казнят. Кесарь был озадачен такой неслыханной дерзостью. – Да как ты смеешь просить об этом, злодей! – закричал, наконец, князь, придя в себя от изумления. – Помилуй, отец мой! Святой Никола Чудотворец воздаст тебе за то сторицею. – Кто же за тебя поручится? – спросил, уже смягчившись, князь Ромодановский. – Сам святой Угодник. Он не попустит мне солгать. Начальник приказа задумался, потом заставил разбойника поклясться в том, что он непременно вернется, и затем отпустил его в деревню, которая находилась где-то недалеко от Москвы. Враги князя тотчас же донесли об этом государю. Петр приехал и спрашивает: – Правда ли, что ты отпустил разбойника? – Отпустил, но только на пять дней, чтобы он мог проститься с родными. – Да как же ты мог поверить злодею, что он вернется? – Он назвал своим поручителем святого Николая Угодника, который не попустит ему солгать. – Но когда он мог убить человека, то что стоит ему солгать святому, тем более что он уличен в убийстве и знает, что будет казнен? Но князь стоял на своем. – Ну, дядя, смотри, чтоб не ответить за него тебе, если он не будет в срок, – сказал государь. В назначенный день преступник явился в приказ благодарить князя и сказал, что теперь готов с радостью принять заслуженную казнь. Обрадованный князь поехал к государю и доложил об этом. Петр удивился и потребовал к себе арестанта. – Знаешь ли ты, что за убийство, совершенное тобою, ты должен быть казнен? – Ведаю, Надёжа-Царь. – Как же, ведая, возвратился ты на верную смерть? – Я поклялся именем святого Чудотворца Николая. К тому же я заслужил смертную казнь и приготовился к ней покаянием. Да если б я и вздумал бежать, то святитель Николай не попустил бы мне того, и я рано или поздно был бы пойман и еще большую потерпел бы муку. Петр всегда оказывал снисхождение, когда видел чистосердечное раскаяние, и прощал всех, кроме убийц; но на этот раз он был так тронут, что приказал заменить смертную казнь для этого преступника солдатскою службой в одном из сибирских полков. _________________________ При возвращении из Англии в Голландию корабль Петра выдержал ужасную четырехдневную бурю. Самые опытные моряки объявили царю, что положение очень опасное. – Чего вы боитесь, господа? – ответил Петр весело, – слыханное ли дело, чтобы царь русский утонул в море немецком?! _____________________________ * * * Стольник Желябужский впал в такое преступление, которое, по справедливости, заслуживало публичного наказания и ссылки, к чему воинским судом он и был приговорен, а приговор тот был утвержден государем. Сын стольника, человек молодой и видный, узнав о таком приговоре, при выходе государя из дворца пал к стопам его и со слезами возопил: – Надёжа-Государь! Не дерзаю умолять тебя смягчить приговор, учиненный судом отцу моему, зная, что оный правосуден, а прошу только из единого милосердия твоего: преступление отца и заслуженное им наказание перенести на меня. Он, при старости и слабости своей, наказания такого перенести не сможет, а я, по молодости и крепости моей, удобно снесу и заплачу тем за рождение свое. И таким образом, без нарушения правосудия твоего, спасу и мать мою, которая не может перенести столь горестного лишения мужа; малолетних же братьев и сестер избавлю от несносного сиротства и бесчестия всего нашего рода. Государь, чувствительно тронутый таковой сыновнею нежностью, поднял его и, поцеловав, сказал: – За рождение такого сына, как ты, прощаю твоего отца и возвращаю его семейству, а тебя жалую чином и местом его, надеясь, что исполнишь должность лучше, нежели отец твой. * * * Кум и денщик Петра Великого, Афанасий Данилович Татищев, неисполнением какого-то приказания сильно прогневал государя. Царь велел наказать его за это батожьем перед окнами своего дворца. Офицер, которому поручено было исполнение экзекуции, приготовил барабанщиков, и виновный должен был сам явиться к месту наказания. Но Татищев медлил идти и думал, авось гнев государя пройдет. Поэтому он тихонько пошел вокруг дворца. На дороге ему встретился писарь Его Величества, некто Замятин. У Татищева мелькнула блестящая мысль – послать вместо себя Замятина. – Куда ты запропастился? – сказал он ему. – Государь тебя уж несколько раз спрашивал и страшно на тебя гневается. Мне велено тебя сыскать. Пойдем скорее! – И повел его к барабанщикам. В это время государь взглянул в окно и, сказав: – Раздевайте! – отошел прочь. Татищев, будто исполняя повеление государя, закричал солдатам, указывая на Замятина: – Что ж вы стали? Принимайтесь! Беднягу раздели, положили и начали исполнять приказание, а Татищев спрятался за угол. Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал: – Полно! – и поехал в Адмиралтейство. А проказник между тем отправился к Екатерине. Государыня выразила ему свое сожаление по поводу наказания и сказала: – Как ты дерзок! Забываешь исполнять то, что приказывают. Татищев, не входя в дальнейшее рассуждение, бросился ей в ноги. – Помилуй, матушка-государыня! Заступи и спаси. Ведь секли-то не меня, а подьячего Замятина. – Как Замятина? – спросила государыня с беспокойством. – Так, Замятина! Я, грешник, вместо себя подвел его. – Что ты это наделал! Ведь нельзя, чтоб государь твоего обмана не узнал: он тебя засечет. – О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая государыня! Вступись за меня и отврати гнев его. – Да как это случилось? – Ведь под батожье-то ложиться невесело, – отвечал Татищев, стоя на коленях, и рассказал все, как было. Государыня, пожуря его, обещалась похлопотать. К счастью, государь приехал с верфи очень веселый. За обедом Екатерина заговорила о Татищеве и просила простить его. – Дело уже кончено. Он наказан и гневу моему конец, – сказал Петр. Надо заметить, что если Петр Великий говорил кому-нибудь: «Бог тебя простит», – то этим уже все прощалось, будто ничего и не было. Этих-то слов и добивалась государыня. Немного погодя она опять попросила, чтобы государь не гневался более на Татищева. Петр промолчал. Она в третий раз заговорила о том же. – Да отвяжись, пожалуйста, от меня! – сказал, наконец, царь. – Ну, Бог его простит. Едва были произнесены эти слова, как Татищев уже обнимал колени Петру, который подтвердил свое прощение. Тогда Татищев признался, что сечен был не он, а Замятин, и в заключение прибавил: – И ничто ему, подьячему крючку. Шутка эта, однако, не понравилась государю. – Я тебе покажу, как надобно поступать с такими плутами, как ты! – сказал он, берясь за дубинку. Но тут Екатерина напомнила, что он уже именем Божиим простил виновного. – Ну, быть так, – сказал государь, останавливаясь, и приказал рассказать, как было дело. Татищев чистосердечно, не утаивая ничего, все рассказал. Призвали Замятина, и он подтвердил, что это правда. – Ну, брат, – сказал государь, – прости меня, пожалуйста! Мне тебя очень жаль, а что делать? Пеняй на плута Татищева. Однако ж я сего не забуду и зачту эти побои тебе вперед. Впоследствии Петру Великому пришлось сдержать свое слово. Замятин попался в каком-то преступлении, за которое следовало его судить; но царь решил, что так как некогда он понес незаслуженное наказание, то следует вменить ему оное как понесенное за нынешнее преступление. * * * Балакирев, любимый шут Петра I, известен тем, что своими шутками, не боясь гнева Петра, постоянно высказывал ему правду в глаза, и этим, можно сказать, благодетельствовал России; благодаря ему и его шуткам открывалось царю много такого, что осталось бы в неизвестности. Однажды Петр Великий, интересуясь общественным мнением о новой столице, спросил Балакирева, какая молва народная ходит про новорожденный Петербург. – Батюшка, царь-государь! – отвечал любимый шут, – народ говорит: с одной стороны море, с другой – горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох! * * * Один раз Петр Великий так был рассержен Балакиревым, что прогнал его совсем, не только с глаз долой, но вон из отечества. Балакирев повиновался, и его долго не было видно. По прошествии времени, Петр, сидя у окна, вдруг видит, что Балакирев с женою едут в своей одноколке мимо его окон. Государь, рассердился за ослушание и, выскочив на крыльцо, закричал: – Кто тебе позволил, негодяй, нарушать мой указ и опять показываться на моей земле? Балакирев остановил лошадь и сказал: – Ваше Величество! Не спорю – лошади мои ходят по вашей земле, но их вы и не лишали отечества, а что касается меня с женой, то мы сидим на своей земле. – Это как так? – Весьма просто и обыкновенно: извольте посмотреть, вот и свидетельство на покупку земли. – Балакирев при этом подал царю бумагу. Государь увидел на дне одноколки с пуд земли и прочел свидетельство о покупке, засмеялся и простил Балакирева. * * * | |
|
Всего комментариев: 0 | |