Мой сайт

Я понимаю, что нефть — наша кровь. Кровь нашей страны. Что, пока цены на нее вздуты, экономика наша в своем гипертоническом возбуждении функционирует хоть как-то.

Понимаю, что нынешняя цена позволяет не только присосавшимся к трубам складывать сверхприбыль в карманные офшоры, но и народу обеспечивает ту самую стабильность, которая сводится к зарплатам и пенсиям, выплаченным вовремя.

Я понимаю, что если нефть рухнет, бюджет наш, рассчитанный с отчаянным оптимизмом, обязанный вместить в себя предвыборные проекты квасной утопии, треснет и рухнет тоже.

Понимаю, что старики и бюджетники, которые тогда выйдут на улицы, которые будут биться за свой хлеб и за свою жизнь, сметут ОМОН: в отличие от менеджеров, интеллигентов и хипстеров, им будет нечего терять, а все настоящие революции делаются только теми, кому терять нечего.

Да, я понимаю, что затянувшееся наше нефтяное изобилие — не вполне чудо и имеет не вполне божественное происхождение. Что стодолларовую планку подпирают тлеющие ближневосточные конфликты.

Пока Иран продолжает исподтишка готовить Апокалипсис, а Асад бьется с оппозицией, пока ситуация непрогнозируема, нефть не подешевеет. Ожидание бури страшнее бури. И я прекрасно понимаю, что внешняя политика России в регионе — как можно дольше удерживать неопределенность, заставлять участников конфликта балансировать на краю пропасти, не падая в нее, — это как бы вроде в наших национальных интересах.

Понимаю, что после Ирака и Ливии сдавать Асада Москве не с руки: видали, мол, чем кончаются ваши разговоры о демократии. Тоталь, Эксон и Локхид Мартин вместо наших ребят, вот чем.

Все, в общем, головой понимаю.

А вот фотографии. Годовалый ребенок, заботливо завернутый в простынку. Черные глазенки смотрят куда-то вдаль. На лице — страх. Читаю подпись: убитый. Еще: мальчишка лет десяти, перемазанный бурой высохшей кровью. На нем — одни трусы. И он в эти трусы вцепился обеими руками. Читаю подпись: фото из морга. И еще: выложенные на полу белые коконы — шесть, семь, дальше кадр обрывается. Небольшие, в половину человеческого роста, и очень тонкие. Убитые дети, завернутые в простыни с головой. Тут их семеро, но во время артобстрела Хулы сирийскими войсками и зачистки верными Асаду боевиками были убиты больше пятидесяти детей. Это все не сто лет назад произошло, а позавчера.

И наш МИД (от лица моего и вашего) сразу сказал: не надо спешить с осуждением Асада и сирийской армии. Это провокация. Это сирийская оппозиция сама своих детей так. Давайте еще раз соберем Совет Безопасности ООН и все спокойно обсудим.

И вот, я все, блядь, понимаю. Но что же тошнит-то так?