Мой сайт

...Например, патриота Н. всегда очень расстраивает, когда при нем люди плохо говорят о России. То есть патриот Н. — человек очень разумный, образованный и понимает, что у нашей страны есть множество проблем и даже серьезных недостатков. Обсуждение этих проблем и недостатков совершенно Н. не смущает; смущают же Н., по его собственным словам,  такие ситуации, когда люди заранее, даже не разобравшись, предполагают касательно России что-нибудь плохое. Патриот Н. даже выработал такую методику, которой пытается всех знакомых научить: вот вам скажут про Россию что-нибудь, а вы предполагайте хорошее. Сразу предполагайте хорошее. И вот зашел в присутствии патриота Н. разговор о далеком северном городе Ш., куда собрался ехать один из собеседников. «Страшный город, — говорят присутствующие. — Мрачный, темный». «Сильные, наверное, люди там живут, непритязательные, — тут же говорит патриот Н. — Даже света им не надо». «Ну, не знаем, — отвечают ему. — Люди там на улицах в основном пьяные ходят». «Легкого, значит, дружелюбного характера люди, — говорит патриот Н. — Не прячутся от соседей ни в беде, ни в радости». «Да как сказать, — говорят ему. — Вот ты идешь по улице, а они на тебя зыркают. Зыркают и зыркают, зыркают и зыркают...» «А это они зыркают, не надо ли тебе чего помочь!» — восклицает патриот Н. в большом вдохновении.

...Например, известному журналисту Г. приходит от крупной алкогольной компании приглашение к участию в винном туре. Пять дней, знаменитые виноградники, коллекционные вина, прекрасные города, все дела. Причем не только тебя лично приглашают, а еще и «+1». А внизу рукой менеджера приписано: «Но если вы не хотите брать с собой своего +1 — не проблема, мы все понимаем».

...Например, поэт К. с наступлением осени лишился своего обычного психиатра (тот внезапно сделался мусульманином и уехал жить в Алматы, где раньше никогда не бывал; знающие люди, впрочем, заверяли его, что там «контингент — на три диссера»). Осенью без психиатра очень плохо, и поэт К. старательно искал по друзьям и знакомым хорошего психиатра на замену. Требования у поэта К. были понятные: ну, чтобы адекватный человек, не советский врач, а вот настоящий, понимающий врач. Ну, что еще? Нельзя, чтобы слово «поэт» для этого человека было диагнозом само по себе («А слово "шизофреник” — можно?» — ласково интересовались черствые друзья поэта К.). Ну, чтобы терпеливо слушал пациента, а не ставил диагноз по лицу (особенно по такому, как у поэта К., его за одни золотые кудри можно госпитализировать). Чтобы, словом, это был социально близкий врач, понимаете? Наш человек. Все понимали, конечно, чего тут не понимать. И нашли капризному поэту К. молодого (ну как молодого, нашего возраста, но состоявшаяся интеллигенция — она же всегда молодая, ее молодой в 70 лет в гроб кладут), разумного, современного врача, стажировался он где-то в Европе, отличает финлепсин от галаперидола, хороший. Вон лечил художника Т. — и по художнику Т. даже не скажешь теперь, что его лечили, а это главный признак успешности психиатра, согласитесь. «Это даже объединяет в некотором смысле психиатров и пластических хирургов: у настоящего маэстро по пациенту ничего не видно», — говорили черствые друзья поэта К. Поэт К. пошел к этому молодому, социально близкому психиатру — и остался очень доволен, и всем его, в свою очередь, с чистой совестью рекомендовал. И дозировки он поэту К. удачно подкрутил, и физиотерапию кое-какую порекомендовал, и поддержал, и успокоил. И обрадовал, между прочим: нет, оказывается, у поэта К. никаких галлюцинаций — это он просто бесов видит. Социально близкий врач, хороший.  

...Например, в далеком российском городе З., в кафе, поздно вечером сотрясающемся от шансона, заезжие московские туристы выкобениваются перед мрачным готичным официантом, явно работающим здесь только потому, что человеку с его уровнем духовности в далеком российском городе З. просто негде пристроиться. «А вина у вас хорошие?» — «Этикеток не подделываем». — «А сигареты у вас какие есть?» — «Разнообразные». — «А кормят у вас вкусно?» — «Да у нас посетители тарелки вылизывают». — «?» Тогда готичный официант широким жестом указывает на стену. На стене висит, взятое в рамку, стихотворение, посвященное данному заведению каким-то благодарным посетителем. Стихотворение длинное, но две строчки выделены желтым маркером: «В отблеске тарелки // Я опять себя увидел».

...Например, после встречи с Медведевым известной деятельнице культуры написал в «Фейсбуке» бывший муж: «А ты совсем не изменилась. Отзывчивая, жалостливая...»

...Например, биолог К. радостно сообщает коллегам, что смогла поставить точку в одном из самых животрепещущих психобиологических вопросов современности: каким именно способом у женщин определенного возраста тикают пресловутые биологические часы? «Никаких мыслей о ребенке, — говорит К. — Никаких слез при виде младенцев, все это глупости. Просто при каждой овуляции ужасно хочется ебаться».

...Например, киноредактор К., крайне ленивый представитель состоявшейся интеллигенции, нашел отличный способ не чувствовать себя бескультурной свиньей, когда речь заходит о спектаклях, выставках, дегустациях и прочих важных вещах, подразумевающих необходимость встать с дивана. Когда его спрашивают: «А вы уже были на Мондриане в Третьяковке?» или «А вы уже посмотрели нового Вырыпаева?», киноредактор К., в зависимости от услышанной фамилии, с большим энтузиазмом говорит: «Нет, но я просто уже видел его в Париже» (в Лондоне, в Питере, в Гратце, в Рязани и т. п.). Жена киноредактора К. называет эти воображаемые топосы, в которых киноредактор К. постоянно видит все, что его душе угодно, «повапленным Парижем», «повапленным Лондоном», «повапленным Питером» и т. д.

...Например, известному переводчику М., проживающему в братской нам всем постсоветской стране (и исповедующему крайне оппозиционные взгляды), неожиданно позвонил ласковый человек из тамошнего аналога ФСБ. У ласкового человека было коммерческое предложение. «Мы, — сказал ласковый человек, — хотим тут учредить премию за лучший перевод с испанского. И вот, не хотите ли вы, уважаемый господин М., попереводить, значит, для нас с испанского языка на родной всякую предложенную нами поэзию, имея в перспективе шанс на получение этой самой премии?..» Постановка вопроса вся, в каждой своей точке, была так хороша, что известный переводчик М. даже не знал, с чего начать свой ответ, и несколько секунд молчал. Ласковый человек на другом конце провода расценил это молчание по-своему. «Я вас понял, — сказал он. — Вас интересует денежная сторона вопроса. Не волнуйтесь, мы вас не обидим. Ну, сами переводы… — тут ласковый человек назвал приятную сумму X. — А в случае получения вами премии…» — тут ласковый человек назвал еще более приятную сумму Y. Эта интерпретация молчания произвела на известного переводчика М. такое сильное впечатление, что он смог только раскрыть и снова закрыть рот, не издавая ни звука. «Понимаю ваше беспокойство, — предупредительно сказал ласковый голос в трубке. — Не волнуйтесь, никаких дифирамбов нашей организации вам петь не придется. Это же про культуру речь, не про политику». Известный переводчик М. восхищенно промолчал и на это. «Вы вот думаете, что замараетесь об нас, — со вздохом сказала трубка. — А ведь мы образованные люди, может быть, образованнее многих. Вы вот, может, обиделись, что я сразу заговорил о деньгах. А я просто хотел показать, что мы серьезно к вам относимся. Но уговаривать, конечно, не буду. Простите, что побеспокоил. Творческих вам успехов». «И вам», — сумел наконец вымолвить известный переводчик М., сомневаясь, однако,  что его творческие успехи когда-нибудь превзойдут эту удивительную пьесу.

...Например, журналист А., увидав в Тарусе собственными глазами камень с высеченной на нем надписью: «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева», заказал несколько визитных карточек с надписью: «Здесь хотел бы лежать...» (дальше шли его собственные имя и фамилия) и стал оставлять их в разных приятных местах. Перезвонили три девушки и один садовый сторож.

...Например, создается впечатление, что главный минус старения — постоянно возникающий соблазн честно отвечать на некоторые вопросы словами: «Вырастешь — поймешь».