Наконец-то я утвердился в интуитивном своем мнении, что теперешний основанный на трансфере игроков спортивный бизнес есть не что иное, как работорговля

Наконец-то я поговорил со специалистом. Расспросил приятеля, спортивного журналиста, про то, как устроен трансфер игроков, будь то в футболе, хоккее или другом каком прибыльном виде спорта. Мы битый час говорили, и я утвердился в интуитивном своем мнении, что теперешний основанный на трансфере игроков спортивный бизнес есть не что иное, как работорговля, только рабы много зарабатывают и живут в роскоши, в отличие от скромно живущих свободных людей.

Приятель объяснял мне, что нового игрока, даже если он звезда и футбольный гений, трудно ввести в команду. Что иногда месяцы требуются, дабы согласовать гениальные способности звезды со способностями его партнеров. Что все это время клуб платит звезде звездную зарплату, не получая покамест отдачи. И что несправедливо было бы, если бы через полгода, проев несколько миллионов долларов и не принеся своей команде никаких дивидендов, дорогой футболист перешел бы в другой клуб.

Это отвратительное рассуждение. Помнится, у Роберта Пенна Уоррена один из персонажей говорит, что работорговлю отменять нельзя, потому что хлопок в штате Миссисипи может быть выращен только руками рабов, ибо свободный человек ни за что не станет так убиваться на поле с мотыгой. И нужна же была целая гражданская война в Соединенных Штатах Америки, чтобы утвердить простую мысль: черт с ним, с хлопком, если ради выращивания его следует превращать каких бы то ни было людей в рабов, презирая замысел божий, согласно которому все рождаются свободными и равными.

Приятель говорил мне, что если не будет трансфера, то вся футбольная индустрия погибнет: не будет ни богатых клубов, ни огромных стадионов, ни толп болельщиков, ни миллионных тиражей маек, кепок и шарфиков. И мне особенно нравилось в этой апокалиптической картине, что не будет футбольных болельщиков, этого орущего сброда. Впрочем, и в целом ужасная картина, которую рисовал мне приятель, представлялась мне крайне привлекательной.

Приятель говорил еще, что спортивный клуб очень рискует, покупая дорогого игрока. В первом же своем матче игрок может получить травму, и тогда клуб будет его лечить, тратить на лечение огромные средства, а еще платить игроку все эти его миллионы, не получая никаких ожидавшихся спортивных результатов. А я отвечал, что если спортивный клуб рискует миллионами в случае травмы, то игрок рискует сломать шею и остаться на всю жизнь овощем, как Том Старк у того же Роберта Пенна Уоррена. И, следовательно, совесть иметь надо спортивным менеджерам и не сравнивать вонючие свои деньги с шейными позвонками молодого здорового парня.

Приятель говорил мне еще, что во всякой спортивной школе воспитанники только и мечтают, чтобы какой-никакой профессиональный футбольный клуб заключил с ними контракт, закабалив на годы. А я возражал, что, если рабы хотят быть рабами, это не значит, что надобно нам считать рабство хорошей штукой, пропагандировать рабство и превращать в кумира человека, тяжело трудившегося, чтобы продать свободу, дарованную ему Богом, воспетую поэтами и оплаченную кровью героев.

Приятель говорил про «трансферные окна», а я сравнивал трансферные окна с Юрьевым днем, когда и в Средние века крепостной крестьянин мог перейти от одного помещика к другому. И я соглашался: ну хорошо, не будем называть трансфер игроков работорговлей, назовем его крепостничеством. И представим себе, найдутся ли теперь пятеро декабристов, готовых быть повешенными ради отмены трансфера игроков.

Приятель говорил, наконец, что не только ведь в профессиональном спорте существует трансфер. Конкурирующие компании, хоть бы даже и в издательском бизнесе, договариваются в течение длительного времени не принимать на работу топ-менеджеров, прежде работавших на конкурента. Они объясняют это борьбою с промышленным шпионажем, но не обращают внимания, что и это сильно смахивает на торговлю людьми, каковые люди довольны тем обстоятельством, что ими торгуют, ибо им и самим, рабам, обламывается от работорговли сотня, предположим, тысяч долларов в год, служебный автомобиль, бонусы по итогам года и еще на всякий случай золотой парашют.

Послушайте! Рабство — отвратительно. Легендарный Спартак, предводитель восстания рабов в Древнем Риме, не успел бы даже и пасть на меч, умер бы от обиды, если б узнал, что и три тысячи лет спустя люди с охотою будут продавать себя в рабство, если только создать им в рабстве комфортные условия. Я полагаю, Спартак изрубил бы себя в фарш гладиаторским своим мечом, если б узнал, что люди будут продавать себя в рабство, в частности в спортивный клуб, названный его, Спартака, именем.

Свобода — бесценна. Ну и что, что миллионы мальчишек по всему миру мечтают получить контракт в известном спортивном клубе? Ну и что, что миллионы девчонок мечтают запродать себя в рабство модельным агентствам? Ну и что, что взрослые самостоятельные мужчины и женщины за счастье почитают продать себя в рабство транснациональной компании? Это все равно рабство. Сколько бы ни платили рабам. И как бы часто ни красовались фотографии рабов на обложках глянцевой прессы.