Мой сайт

Собкор в Швеции, отбившись от лебедя, задумалась о том, нужна ли нам в городе природа-мать во всем ее разнообразии

Пошла я в пятницу прогуляться к морю. Солнечно, в холодных шхерах ветер гуляет совершенно бесполезно, на пляже никого. Иду себе, мечтаю, чем-то птичьим, под лавочкой у самой воды улегшимся, интересуюсь. Вдруг это пернатое встряхивается, вынимает из-под мышки длиннющую шею и уверенно чешет ко мне, раззявив клюв. «Во, - думаю, - дает лебедь, совсем обнаглел. С венцом природы - просто запанибрата».

«Чего, - говорю, - ты ко мне разлетелся? Тебе уж пора в южные страны отчалить последним рейсом, а ты тут завалялся под лавкой. Нету тебе, Сванидзе, булочки, сама съела».

Сванидзе — это я так ласково, потому что по-шведски лебедь называется «сван». Но дурачок этот вроде как не понимает, что банкета не будет. Он  твердой лапой идет за законным вспомоществованием и готов что-нибудь хапнуть. И по мере приближения это его клевало начинает мне все более не нравиться. «Дай-ка, - думаю, - отвернусь и пойду себе!»

Вот такой лебедин с немытой шеей и терзал меня нынче. Может, даже этот самый, поскольку фото сделано месяц назад с того же берега. Но ведь хорош, бродяга, несмотря ни на что! Похоже, придется всю зиму подкармливать Фото: Наталия Грачева

Но птица эта стокгольмская, наверняка потомок викинговских боевых сванов-берсеркеров, начинает издавать чудовищные звуки и на полном ходу врезается в нижнюю половину меня. И как бы увеличивается в размере, как-то приподнимается — такое ощущение, что глаз выклюет запросто. Но не бить же живность? Отпихиваю потихоньку, а сама боюсь, что шведы увидят и за порчу пернатой государственной собственности суду предадут. Но гад этот не унимается — может, думаю, он бешеный немножно? Тогда, наверное, надо будет прививку делать.

А он шипи-ит — мамочки! А он беснуется!  Брюки порвал любимые, «Бумеранг». Потом за мизинец цапнул. Скачет, крыльями взмахивает, антраша выкидывает с двух ног — даже уже не Сванидзе, а прямо Цискаридзе.

«Нет, - думаю, - такой балет мне не нужен. Убегу». Но нельзя, оказывается, от лебедя драпануть! Он на крыло поднимается, а тогда еще хуже.

И вот он меня лупит, а я сдираю со спины рюкзачок с бредовой мыслью: может, он клубнику, что я дочке купила, сожрет? Ягоды дорогущие, импортные, в пластиковой коробочке штук пять всего. Швырнула ему. И что вы думаете? С такой алчностью накинулся — смотреть страшно. Аж чавкает. Весь клюв в клубничной кровушке. Ну, я — драпака. Бегу трусцой, убытки подсчитываю и потихоньку прихожу в хорошее настроение. По двум причинам.

Во-первых, подумала, что лебедь, наверное, с большого бодуна. У пляжа яблонь вокруг вилл полно, он, видать, наклевался забродивших и свой рейс продрых под лавкой как в «С легким паром». Глаза продирает — «Привет, я уже в Средней Азии?»

А тут я иду, в шведских штанах, и не прищурившись, и без теплой лепешки на завтрак. Озвереешь при таких обстоятельствах. Хотя, может, он и сам по себе решил остаться, еще попьянствовать. В Стокгольме много всяких зимует.

На этой старой-старой случайно сохранившейся фотографии - Роман Филиппов с той самой белкой в парке Фото: Наталия Грачева

И еще настроение у меня распогодилось из-за другого. Дело в том, что я почему-то не люблю лозунги. Вот как вижу написанный большими буквами призыв, так мне хочется все наоборот сделать, хоть бы даже там было «Доживем до ста лет!». Из принципа сразу охота дотянуть до ста одного. А тут у нас все обклеили листовками «Живи в единстве с природой». Считается, что настоящая цивилизация — это когда природа к тебе и в дверь, и в окно, и без стука. Все страшно умиляются, пока до дела не дойдет. В России я это как-то в меньшей степени понимала, но звоночек мне уже и там был.

Гуляли мы году в 90-м по петергофскому парку. Компания была хорошая: пара журналистов, пара актеров, одна немецкая писательница и я-студенточка. И вдруг бежит к нам белка. А актер Роман Филиппов был мужчина огромный и громогласный — помните, Никола Питерский в «Джентльменах удачи» и поэт Ляпис-Трубецкой - «служил Гаврила  хлебопеком!». И он мне говорит: «Деточка, дай-ка мне орешек!» Так уверенно пробасил, что я, к своему удивлению, этот орешек у себя в кармане нашла. И он склонился — гигантище — с нежной такой улыбкой, совершенно рассиропленный, к этому худенькому зверьку. Дает орех. Белка — цоп!

Идем далее вправо от Большого каскада. Откуда ни возьмись — опять белка. Подружка, может, или та же самая. И Роман Сергеевич к ней точно так же нежно наклоняется. Уже без орешка, но с платочком, сложив пальцы в фигушку, поскольку человек был искрометного юмора и большой доброты. «Вдруг, - говорит, - ее насморк прохватит замой, а в дупле тряпочка». А белка, видимо, решила, что угощенье он зажал в ладони, прячет от нее. Взяла и укусила.

Конечно, мы сразу хором грянули: «Страдал Гаврила от гангрены, Гаврила от гангрены слег!» И Скалозуб наш (Филиппов его в театре гениально играл) тоже просто умирал со смеху вместо того, чтобы жить дальше серьезно и обращаться в медпункт за прививкой. Однако, к счастью, палец зажил сам собой.

Но что там посягнувшая на высокое искусство белка? Конечно, я не поняла опасности и продолжала мечтать о сцене из мультфильма «Белоснежка», когда барышню окружают и буквально облепляют мелкие живые существа — я имею в виду, не гномы, а зверюшки. Я и сейчас большой природолюб, но полностью слиться со всяк живущим уже неохота. Виновата в этом Швеция с ее непуганой цивилизацией.

Началось все с чаек, недаром их моряки не любят. Оказалось, что в некоторых открытых кафе лучше и не присаживаться за столик — опасно для жизни. Чуть зазеваешься — и пищу вырвут, и клюнут, и крылом по физиономии смажут.

Потом перестало радовать множество здешних косуль. Оказывается, они переносят клещей, и гладить их — это просто призывать энцефалит на свою голову.

Однажды мне позвонила моя коллега, иностранная журналистка из бывшей соцстраны, и попросила предоставить ей временное убежище. У виллы, на которой она сдуру поселилась, живет блохастый еж, который заразил всех ее троих детей, и они чешутся и лечатся. Но для того, чтобы взять и куда-нибудь переселить зверька, оказывается, надо собрать массу бумаг. Пока она эту бюрократию пробивала, в дровах для камина завелись змеи. Еж на них ноль внимания, а журналистка в истерике. Убить их тоже не моги: Бог послал, пусть живут. В крайнем случае даже гадюку (если она нападает) следует нежно сгрести легкими грабельками для опавших листьев, запихнуть в ведро и отнести на 2 км., если жив останешься.

Чайки - птицы опасные. Привыкнув к людям и потеряв страх, они становятся настоящими хищниками. В Швеции от них чаще всего страдают дети Фото: Наталия Грачева

Потом на нее вышли стокгольмские барсуки. Они выбрали угол под ванной комнатой — наверное, им там тепло от труб - и стали неистово подкапывать фундамент. Разрешение на отстрел дали, и охотника нашли, но трое детей о том проведали, и норное семейство осталось на земляных работах. Журналистка вывесила им приговор властей, запаянный в пластик, на стену, пониже, но барсуки только посмеялись и умудрились закидать объявление войны мокрой глиной. Все лето особо наглый барсучишка встречал хрзяйку на дорожке и буквально манил за собой, чтобы отчитаться за трудодень.

Но окончательно добил женщину лось на узкой дорожке. «Вольвянка» вдрызг, у дамы палец на руке вышибло, зверь ранен, но ему оказали помощь раньше, чем журналистке. Так она до меня тем летом и не доехала.

А знаете ли вы, как кусаются щуки в жару? В июле появляются сводки словно из фильмов Хичкока : «Щука прокусила мальчику ногу», «щука уволокла собачку», «щука изуродовала руку двухлетней девочке».

Про лис я уж промолчу, больно они красивые. Но когда в милом северном городке под Рождество выходят к людям волки — это уж извините. А сколько народу спать не может от реального воя?

Я — ладно, я согласна рисковать, будучи старым звероведом. Но в общем и целом картина складывается неутешительная. Интеллигентные дятлы, спугнутые со сваленных деревьев, спешно долбят стены домов, дабы сварганить к холодам дупло, белки сигают в дымоходы, спасаясь от хищных птиц, зайцы жрут в садиках все подчистую, а то, до чего они не дотягиваются, уминают парнокопытные. Ежи и дикие утки вереницами переходят шоссе, привыкнув к тому, что им уступают дорогу. Иногда водителя от аварии, а живность от гибели отделяют доли секунды.

И вот что я думаю. Это снисходительно-покровительственное оношение к природе — результат нашего разбухшего самомнения. На самом деле велика она и умна, и, очеловечивая фауну, делая еще более разумной и непуганой, мы тем самым обрекаем ее на гибель, а себя — на страдания. Я даже уверена, что эта страсть наша всех дрессировать до добра не доведет. Настоящая гармония — это когда лисы в лесу, журавль в небе, а человек — в нормальных городских условиях. Я сильно ошибаюсь?